Где бы мы не были, я всё равно буду думать о тебе, а ты обо мне…
Мы будем думать друг о друге,
Вспоминать, как сияли глаза,
Какими жадными были руки,
И ярко алыми были губы.

Не всем дано много-много раз
Кричать в ночи о любви безмерной,
И, верно, короток был рассказ (о нас),
И очень тонкими были нервы.

Довольно ль ярости у огня,
Чтобы сжигать будних дней одежды,
Ты говоришь, что ты – для меня,
Но дождь совсем не такой, как прежде.

Ломают крылья песочный дом,
Стремятся души влюблённых выше,
Мы вспышкой яркою ввысь уйдём,
И станем к звёздам немного ближе.

Где бы мы не были, мы будем думать друг о друге всё равно…
Сияли глаза,
Жадными были руки,
Алыми были губы,
Вспоминать, вспоминать тебя…

Мы вдвоём в машине,
за окном снег.
Белый, светло-синий,
по шоссе бег.
Ты молчишь, я тоже,
тишина глаз.
Боже, Боже, Боже,
ну спаси нас!

Когда всё стало вдруг совсем наоборот,
Безумный бег сменил ночей круговорот,
Замерзли чувства, словно розы на снегу,
Остановись, я жить так больше не могу!

В зеркалах заплачут
миражи-сны.
Там влюблённый мальчик
не теперь ты.
Там моя улыбка
волшебства без.
Может мы – ошибка,
но мы есть здесь.

О, Боже, Боже, ты ни в чём не виноват,
Стирает грани равнодушный снегопад,
Дорога словно белоснежное пятно,
Нам не даётся то, что быть не суждено.
Не суждено…

Миражи-сны,
Не теперь ты,
Волшебства без,
Но мы есть…
Здесь.

Когда всё стало вдруг совсем наоборот,
Безумный бег сменил ночей круговорот,
Замерзли чувства, словно розы на снегу,
Остановись, я жить так больше не могу!

Вступление:
В мини-мини-мини юбке
В мини-мини-мини шубке
На свидание пришла,
Но его (тебя) там не нашла.
1.
Девочки так любят менять цвета
Радугой сияют их голоса,
Мир вокруг становится не таким,
Сладкие конфеты и лёгкий флирт.
2
Девочки наивны, но не глупы,
Ждут всегда огромной, большой любви,
Ярко светит солнце, волна, песок,
Тот, кто точно любит, не одинок.
3.
Девочки уходят искать мечты,
Если их мечтой стал совсем не ты,
Уплывают в море, как корабли,
За красивым счастьем на край земли.
Припев:
В мини-юбке, в мини шубке,
Как скульптура ледяная,
На свидание стою,
Но его (тебя) не наблюдаю.
Концовка:
Девочки, не надо тут слёзы лить,
Постарайтесь лучше быстрей забыть,
Сердцу не прикажешь ты не за что,
Встретишь еще лучше раз, может, в сто!

Не смиряйтесь, влюбляйтесь, страдайте,
В каждом вздохе и каждом глотке.
О далёком и близком мечтайте,
Бросив вызов себе и судьбе.

Прометеем ли, огненной птицей,
Просто искрой на млечном пути
Разрушайте сердца и границы
Вечным правом стремиться, идти.

Не сдавайтесь, боритесь, дерзайте,
Нет бессилия, есть пустота.
Из ушедших миров создавайте
Новый мир и над ним небеса.

Он всю любовь до капли отдавал,
Ей, самой яркой, самой неземной,
Чтобы она входила в тронный зал
Средь первых звёзд лишь первою звездой.

Он наполнял песочные часы
Своим дыханьем, укрывал рассвет,
Чтоб свет её сиял из темноты,
Волшебным сном таинственных планет.

Он строил замки выше облаков,
В слепой надежде - видеть её дом
Из золотых и розовых шелков,
Хоть с нею был он вовсе не знаком…

Снова синяя звезда
Эхом сказочным взошла,
И сияла, и звала,
И любила, не любя.

Смятенье чувств, то жар, то лютый холод,
То тёплый дождь, то страшная гроза,
То тишина, то гулкий грозный молот
Терзают вновь и мучают меня.

Душа моя, ну в чём я провинилась,
Каких долгов кому не отдала?
В тебя не веря, я с тобой простилась,
Но всё равно, как ангела, ждала…

И крылья белые легли на бархат ночи,
И нежность каплями на мутное стекло,
И мне легко и просто стало очень,
И удивительно спокойно и тепло.

О, как страдал мой ангел, тихо тая,
А я спала среди прозрачных звёзд,
И там в дали, у призрачного края,
Бескрылый вестник крест тяжёлый нёс.

Никогда не воюйте с Россией, её земли, как ужас, темны,
Первобытной языческой силе души русских с рожденья верны.
Она спит до заветного часа, сохраняя могучую взвесь,
Чтоб воспрянуть со страшной гримасой пред врагом своим с криком: «Я здесь!».
Чтоб ломать его слабые кости о скалистые синие льды,
Чтоб в трясинах, заполненных злостью, утопить его жажду воды.
Чтоб тащить его нежное тело по сухим и бескрайним степям,
Чтоб втыкать свои острые стрелы ненавистным и пришлым богам.

Никогда не воюйте с Россией, её слабость обмана полна,
Даже в капле из солнечной пыли она яростным, диким сильна.
Она станет сдирать с себя кожу, ради голода пить свою кровь,
Но того, кто её растревожил, добивать будет снова и вновь.
Распахнёт свои злые глазницы, подпояшется тонким ремнём,
И вонзится в красивые лица острым чёрным и длинным клыком.
Никогда не воюйте с Россией, обуздать ей себя не дано,
Из прошедшей и будущей были в настоящем ее бытие.

Ложатся утренние росы в садах осеннего тепла,
Цветут божественные розы, как будто раз и навсегда,
Не веря в слезы, холод, стоны ветров предзимних и погод,
Не веря в первый лёгкий иней, туманом скрытый небосвод.
Цветут волшебно, бесподобно, пунцово, розово, маня
Неуловимою свободой слепого жгучего огня.

Ещё не строчка, не вторая,
А просто голос, звук не мой,
Себя в пространстве утверждая
Мерцает смутною звездой.

Тревожный грифель ловит знаки,
Что с темноты идут на свет,
В их первом, самом чистом шаге,
К смешенью призрачных планет.

И вот оно! Под светом сонным
Рожденье пёстрого огня
Несётся к миру неуёмно,
Забыв никчёмного меня.

По команде бежать, я стою,
Потому что здесь верить нельзя
Ни себе, ни друзьям, ни вождю.
Каждый шаг порождает врага.

Я не спал уже тысячу снов,
Странным цветом мерцает вода,
Загустела в артериях кровь,
Капли в форме квадрата всегда.

Мышцы очень похожи на сплав,
Кружат молнии над головой,
Каждый мертвый здесь в чём-то не прав,
Может в том, что сегодня живой.

Иногда нам включают рассвет
Ярко-розовым дымом в дали,
Мозг взрывается криками: «Нет!»,
Вспоминая картины с Земли.

Льётся радугой звёздная пыль,
Позвоночник меняет изгиб,
Я шепчу: «Человек – это быль»,
И шагаю сквозь атомный гриб.

Из года в год я думаю о том,
Что позабыт мной прежний, старый, дом,
Что нет желания коснуться, хоть на миг,
Взглянуть в его, когда-то светлый, лик.

Ну почему бесчувственен мой взгляд,
Из нас двоих кто больше виноват,
Что заросла из прошлого тропа,
И в сердце нет к ушедшему тепла.

Законов жизни нам не отменить,
Минувшим дням в днях будущих не слыть,
Стесала память острые углы,
Но нас не стало, там, где были мы…

Там всё иное, всё совсем не то,
Другое солнце заново взошло,
Душа другая с голосом чужим,
И неизвестный с именем моим.

Порою чувства очень странны, как будто дикости полны,
Встаёт мерцающим экраном огромный жёлтый диск луны,
Вскипает кровь, вспухают вены, зовёт далёкий, зычный клич,
И городские руша стены, ветра стремятся мир настичь.
Степные, горькие, сухие, в глаза бросающие пыль,
Неутолимой жаждой злые, сминающие в небыль быль.

Я ваш сородич, полукровка, дитя полночных ковылей,
Одним движением неловким давящий головы царей.
Средь табунов коней взращенный, костров впитавший едкий дым,
Раскосым сном порабощенный, пред вами я неуязвим.

Любое время в вашей власти, все превратится в пепел, прах,
Все... кроме жгучей, дикой страсти, рождённой в яростных степях,
Прогретых солнцем до озноба желанием вернуться вновь
В объятья тюрческого бога, в его, ветрам открытый, кров.
Мой мир сегодняшний покорно колени склонит и замрёт,
И степь у лунного порога ковыльным золотом взойдёт.

Мрачный, странный, невозможный сон случился наяву,
Чёрным вороном взлетаю. «Кар-р-р!» - отчаянно кричу.
Блеск пера зловещим светом взгляд растерянный страшит,
«Я ли это? Я ли это!» - сердце бешено стучит.
Ворон! Ворон! Черный ворон! Обратился мной зачем?
И несёшь меня всё дальше, на погибель, в жуткий плен.
Знаешь, знаешь, точно знаешь тайну вечную мою,
Я на зов её волшебный даже вздохом полечу.
Невесомым, неприметным, лёгким, призрачным, любым…
Просто вздохом безответным. Нелюбимым. Никаким.

Знаешь… знаешь, чёрный ворон, что воскреснуть не дано,
Капля малая надежды для меня твоё крыло.
Свет ли, мрак тобою правят не узнаю я, и пусть,
На могиле крест поставят, духом-вороном вернусь.
«Кар-р-р!» - не будет и могилы. «Кар-р-р!» - не будет и креста.
Пусть! Неси, пророка сила, под её печаль-глаза.
«Будут тёмные глазницы из темницы в мир смотреть,
Сбросить камня гнёт суровый никому не преуспеть,
Будут люди, словно щепки ветром красным сметены,
Возвращаешься ты в бездну похороненной страны».

Ворон, ворон, чёрный ворон, всё сбылось, как ты сказал,
Видел взгляд её печальный, что в ответ на мой молчал.
Слышал голос бесподобный, окликающий рассвет,
Что ответил, мне ответил, очень тихо-тихо: «Нет».
Может сдаться, не узнала, но тогда зачем, к чему
Крест кирпичный целовала, мою страшную тюрьму.
Но тогда зачем писала горьким пеплом на листах,
Что на смерть меня сослала в жутких адовых садах.
Но тогда зачем искала прах мой, сгинувший во тьме!
Не любила, но страдала… Как страдала! Обо мне.

Посреди бутонов разноцветных впитываю капли волшебства.
Все цветы, от яростных до бледных, умирают раз и навсегда.
Из земли, таинственной и влажной в час дождей, и чёрствой без воды
целый мир возник с огромной жаждой жизни и желаньем красоты.

Целый мир! Из недр непостижимых вырвался, как пленник из темниц,
к небесам с мольбой неудержимой устремив без счёту рук и лиц.
Сжальтесь, Боги, над земною долей, что несём по воле неземной,
радость дайте, но и дайте боли, в равновесье счастье и покой.
Не пленяйте пустотой и смыслом, не маните образами в даль,
ворожат здесь ветры очень быстро, призывая холод и печаль.
Лишь земли известны нам просторы, тянут корни из неё любовь,
открывайте солнцем наши взоры и луной их закрывайте вновь…

Посреди бутонов разноцветных впитываю капли волшебства.
Все цветы, от яростных до бледных, умирают раз и навсегда
на земле, но не в надзвездном царстве, где живут их души сотни лет,
возвращаясь снова на мытарство красотой, которой равных нет.

Скинули мир с пьедестала, разлетелись обломки, пыль.
Кто в гроб, кто сбёг, кто в ров, кто в рев,
только солнце без истерик по поводу Америк.
Встало, ушло, вернулось, до него не дотянулись,
но времени ещё много, выкопаем берлогу.

На острове горном геракловы волны
спешили к утесу одна за другой.
В их сумрачной пене вчерашние войны
ещё отражались пернатой стрелой.
И синие воины с мрачным упорством
терзали скалистую черную грудь,
забытых побед не забытая доблесть мешала им берег обнять и уснуть.
А там, на вершине, у самого неба,
где облачный пух гладит горный хребет,
светилась фигурка из бледного света,
забытый маяк заблудившихся лет.
- О, что же ты смотришь в печальное море,
заплаканный мальчик с иконой резной?
- Там, где-то, корабль на широком просторе
плывёт одиноко и рок, и другой.
Уж парус его обветшал и порвался,
и старая палуба дышит едва,
И якорь сухой дна давно не касался.
Он – горестный призрак, такой же, как я.


Почти мне никто не рассказывал сказок,
да я их, признаться, совсем не любил,
не верил придуманным, странным рассказам,
мне было жаль добрых, жалел я и злых.
Но всё изменилось в секунды, в мгновенья,
когда незнакомый угрюмый старик
ко мне подошёл в старом парке осеннем
и небыль поведал, как будто бы быль.
Я помню, что слушал рассказ, замирая,
ручьём разливалась спокойная речь,
и остров красивый, от края до края,
средь моря возник, в руку лег острый меч.
Поднялся корабль, паруса раздувая,
за вёсла суровые сели гребцы,
а я у штурвала курс правильный ставил,
выравнивал крен непослушной кормы.
Я помню тяжёлый свой лук за плечами,
кровавые сечи, лихие пиры.
Я помню, как мир заключался с врагами,
и помню, как предали други мои.

И вот я один, и корабль мой изношен,
плывет в неизвестность по воле судьбы.
И сказочник хмурый, и мир, что мной брошен,
и сам я, безверный, исчезли, как сны.
Я – призрак, скиталец, пространственный странник,
без жизни, без смерти, без тела, души,
От света скрываюсь я в сумрачной дали,
и в огненном солнце я прячусь от тьмы.

То ль от Родины бежал, то ли новую искал,
не отвечу, не пойму, то ль награду, то ль тюрьму.
Доля щедрилась сполна, сохраняла-берегла,
там не умер, здесь не жил, точно ль Господу служил.

Жёг калёный крест тоски, зов печальный – гвоздь в виски,
вместо крови тишина, вот она – всему цена.
Если б кто сказал тогда, что Россия – не страна,
не граница от и до, что она – моё нутро,

я б и шагу не шагнул, молча руки протянул
хоть к погосту, хоть в острог. Был бы там не одинок.
Нет уж, Господи, постой! То ли грешник, то ль святой,
то ль изгнанник, то ль мудрец, на земле ли мне конец.

Отвечай глаза в глаза, для чего моя тоска,
для чего родимый край, прямо в душу отвечай.
И еще скажи, отец, где твой с золотом венец,
что на образе сиял. Значит тоже потерял….

Если однажды по маленькой улочке
будут шагать люди-сдобные булочки,
улочка станет, как ленточка узенькой,
твердые стены по мягкому пузику.

Если на площадь с брусчаткой уложенной
бодро посыплются люди-горошины,
станет на площади травмоопасно,
сломанный череп очень несчастный.

Если на склад прибегут люди-крысы,
нужно припасы попрятать повыше,
можно ещё написать объявленье,
что на Гороховой в среду явленье.

Царь из морей приплывает назад,
Станет казнить он всех, кто не рад.
Булочки лопнули, крысы сбежали,
Только горошины тихо лежали.

Многое может случиться с царём,
вдруг не окажется свиты при нём,
чтоб поддержать, когда он спотыкнётся,
каждой горошине дело найдется.

Будь осторожен, герой Илиады,
много бессмертному смерти не надо,
жизнь самодержца немного печальна,
он неугоден уже изначально.

Помню ещё Украiну, хлопчик шкодливый, ранний,
Мазанку хату тоже, чистую, из навоза,
Крышу в соломе желтой, Днiпро широкий, гордый.
Помню колхоз и стадо, в зной средь садов прохладу,
Помню сундук с одеждой, яркий рушник и песню,
Маму свою красивой… и как хотел в Россию.
Просто однажды в поле летчик весёлый Коля
К нам посадил машину и разрешил в кабину.
Вот с той поры и бредил я самолётом этим…

Много годов минуло, небо в глаза взглянуло,
Летчика жизнь такая, что навсегда с ним спаян,
И подрастали дети, к солнцу тянулись ветви.
Пламя огня всё выше над украинской крышей,
Будто бы сказка на ночь детство моё качалось
На абажуре лампы с глупым вопросом: «Сам ты?»
Ну а потом… не знаю… думаю… не понимаю,
Как так могло случиться, мол, я – москаль, убийца,
Продался, мол, кацапам, рiдну свою ограбил.

Там – мои корни, деды, там – славный дух победы,
Там – не земля, пушинка, в сердце моем тропинка.
Внукам своим и детям я говорю об этом,
Род сохраняет силы, помните свет могилы.
Пусть я изгой сегодня, но только кровь – не сводня,
И на утес днiпровский встанет мой правнук русский,
И на родимой мове крикнет: «От это ж доля!
Здравствуй, рiдна Украiна, ось, дiд в роду не крайний,
Пiду до старой хаты, родичи будут рады».

Твой песок в дальнем прошлом, увы, берега изменились давно,
Ты вернулся, седой пилигрим, только пёс в издыханье у ног.
Не встречает родная жена, сын исканья совсем прекратил,
Обветшалые смотрят дома, и сады поистратили пыл.

Без хозяйских заботливых рук опустела, исчахла казна,
И средь некогда преданных слуг ересь тихою смутой взошла.
А страна... посмотри на нее. Вся изранена, сломана вся,
Без сознания влачит бытие, и душой очень сильно больна.

Нету праздничных ярких огней, нет улыбок, сияющих глаз,
Безысходность печальных речей, даже солнце не всходит в свой час.
Даже ветер устал и затих, в безнадёжности мир утонул,
И сорвись с гор пронзительный крик, он бы эхом в ущелье уснул.

Разве стоил такого твой путь? Ты нашел, что так долго искал?
Сердце бьётся с отчаяньем в грудь, словно волны о старый причал.
Твой песок в дальнем прошлом, увы, берега изменились давно,
Ты вернулся, седой пилигрим, только нет больше здесь ничего...

Что-ж ты, Родина, так холодна? Ну, взгляни на меня с теплотою.
Пробудись от безумного сна, стань, как прежде, желанной, родною.
Стань такой, какой видел тебя твой создатель, премудрый и светлый.
Он любил, да и любит, как я… тяжело, далеко, беззаветно…

Я не верю в лохмотья твои, в грязь и брань, в черноту, в серый ужас.
Нет, не ты это! Слышишь, не ты говоришь со мной площадно-грубо.
Не твои золотые венцы растащили по норам крысиным
Раболепные люди-крестцы с челюстями невиданной силы.

Ты, ведь, помнишь, и я не забыл, уплывая в далёкие дали,
Как по водам безумец ходил, а вокруг него звёзды сияли.
И одной, самой яркой средь них, была ты, моя Родина, вспомни
Серебристый танцующий вихрь и прозрачные синие волны.

Не удалось соврать
красиво,
ври,
как получится...:))

Огонь зарниц в глазах ретивых,
В дыханье степь и ветра вой,
Горчицей спутанная грива,
Зовёт…
Коснись меня рукой.

Вернись в лазуревые травы,
В дурманы мятные зари,
В степные рыжие туманы.
Оставь здесь цепи. Что они?

А там...
Таинственные тропы,
В озёрах чистая вода,
Совсем иные держат стропы,
Что только раз и навсегда.

Сквозь кожу, сердце, время, душу,
Сквозь тишину и крик ночной,
Выходят крыльями наружу,
Дают свободу и покой.

С тобой мы были, как-то, братья,
С одною огненной душой,
И я пришёл в твои объятья,
И ты придешь на берег мой.

Мой (с)нежный город спит уже давно глубоким сном усталого трудяги,
А я в Москве, на станции метро, не понимаю давешней отваги.
Уехал друг, за ним махнул другой, в столицу, где "намного больше платят",
И вот черёд пришел неспешно мой. Ей мало прежних, и меня не хватит.

«В Москву! В Москву!» – стучала кровь в висках. Открытый мир, Европа, всё такое.
Её азарт уже держал в тисках, и нас, банально как-то, стало трое.
Аэропорт московский не чета, тому откуда я взлетал в надежде,
Что захлестнёт столицы суета, и вспоминать свой город стану реже.

Блеск мегаполиса, ускоренная жизнь, с чужим лицом, привычками чужими,
Невольно призывали: "Отрекись". Не стали близкими, не стали мне родными.
Я улетал обычною зимой, пустой и слякотной, прилипчивой и влажной,
Прощаясь лишь с булгаковской Москвой, брусчатой, узенькой, совсем не эпатажной.

Я возвращался в вечную печаль больших снегов, нетронутых, высоких.
Продрогший город холодно встречал, как будто я чужой, один из многих…
Но только ветра неуёмный пыл, с колючей, жгучей белою крупою,
Мне говорил, что город не забыл. Он помнит всё, и нас, как прежде, двое.

Есть два влечения – к движенью, и покою,
Мы каждый миг пред выбором стоим.
Достичь, найти, осуществить, построить…
Наш хрупкий мир движением храним.

Мечтать и думать, созерцать былое…
Приятно телу, нравится уму.
Есть масса наслаждений и в покое,
Мы любим солнце, любим и луну.

Так жизнь устроена, что каждое желанье
Ведёт невольно к множеству других,
Не безразличность – жизни состоянье,
Отсутствие желаний – смерти штрих.

И молод тот, кто как сосуд с водою,
Желаньями наполнен до краёв,
Кто только силы черпает в покое,
И с солнцем до луны дойти готов.

Секунды утекают, как оптанты, и кажется, что это навсегда,
И мысли – полуночные куранты, стирают временнЫе города.
И вот он мир, для глаз непостижимый, с живою, или мёртвою, водой,
Касается меня совсем незримо, и я рождаюсь с новою звездой.

Отныне я живу не по законам земного притяженья и луны,
А озарённый светлым, сильным, новым веду Идею к храму красоты.
Она совсем хрупка, слаба, ранима, ещё не научилась подчинять,
Но вот уже, мечтой моей хранима, всё форму начинает обретать.

Щитом железным грудь моя, и сердце накачивает мышцы, как броню,
И с частотою в сотню килогерцев транслирую я мантру бытию.
Пью жадно сок из солнечного света, глотаю жизни истинную суть,
Тягучий воздух с примесью победы мне наполняет новым смыслом путь.

Смотри, Вселенная! Я выбора достоин! Всё сделал, только чтоб она жила.
Прекрасно в жизни – самое простое, простые числа, первые слова.
Идея, как бессмертная частица, даётся в дар, не хочешь – не бери.
Но есть возможность снова возвратиться в тот мир, где был идеей даже ты.

Чонь плыла по раздробленной массе,
Тонким слоем заполнившей все.
Ветер баннеры с надпись "счастье"
Превращал в золотое тряпье.

Грани жизни и смерти качались
На верхушке большого столба.
Близорукие тени смешались,
Над обломками встала луна.

Жёлтый шар из свободного света,
Словно око смотрящее в мир,
Осветил голубую планету,
Превращенную в новый сортир.

Колесо барабана крутилось,
Из него выпадали тела,
Желтоглазому диску крестились
И спешили к привычным делам.

"Возвращайся!" - зуммировал датчик.
"Слишком рано, не ясен итог,
В зоне сильный стоит передатчик
С яркой надписью: "Ты - это Бог!"

Мы вернёмся сюда через сроки,
Как уже возвращались не раз.
Мы - не люди, обычные Боги.
Явим чудо, чтоб дух не погас."

Ты вернулся в растоптанный мир к острым скулам, дождливым глазам,
Ты всегда безоглядно любил мой прохладный русалочий стан.
Говорил, что мы с разных планет, ты с горячей, а я с другой,
Но пройдёт лишь немного лет, и мы станем одной звездой.

Ты вернулся издалека, где палящий пустынный зной
Спорит с солнцем за облака, и пески золотой рекой
Утекают под горизонт миражами прозрачных вод,
Вспомнив мой многострунный зов, вспомнив северных льдов исход.

Ты вернулся, вернулся домой. Я сказала в ответ: «Не люблю».
Только чуяла, за тобой по тропинке легко пойду.
Если б знать, если б знать, что будет! Встанет крест в ширину и ввысь.
Мы – не птицы, мы – просто люди, но и коыл не спаслись.

Ты вернулся в кровавый рай, в это время не по часам,
Над церквями вороний грай, и убийство теперь - не срам.
Нету прежнего, нет того, отрубили и унесли,
И тебя черной пулей в ствол, через яму, но вознесли.

Горько, нету могилы твоей на погостах печальной Руси,
Где б зажгла иногда свечей, причитая: «Родной, прости».
Где бы вспомнила окна тюрьмы, лязг холодных засовов и страх,
Привкус порванной первой струны на измученных тонких руках.

Как мне жить, как мне быть? Скажи, легкий призрак подлунного сна.
Ты уходишь в скитанья свои по пескам, как просила душа?
Кто спешит к тебе в дом погрустить? И кому ты читаешь стихи?
Мне Ахматовы корни простить на славянской земле не смогли.

Посвящается Н. Гумилеву и А. Ахматовой.
Написала себе беду, знать накаркала, невзначай.
А беда мне в ответ: "Иду. Позвала, так иди встречай".

Разве можно тебя не любить,
С хмурым взглядом куда-то вниз.
Разреши просто рядом быть,
И молить, и шептать: «Хранись».

Промерзать до костей с тобой
От ветров и холодных стен,
Жадно пить колокольный звон,
Прикрывать наготу колен.

Знаешь сколько я раз в мечтах
Представлял тебя не такой,
Ты сама-то хоть помнишь ли,
Что когда-то была другой?

Залихватски жила, легко,
Может был и комок в груди,
Но в миру свет твоих полков
Много всяких врагов мирил.

Помнишь силу и стать свою,
Бесшабашности щедрый час?
Вот такую тебя любил,
И любую люблю сейчас.

По закону случилось там,
Без закона, какой тут сказ.
Ты – как нищая по дворам,
И я тоже – что Бог подаст.

Оглушение, сопор, мрак
Длились долго, и слёзы все
Пересохли под вой собак,
Поселилась тоска в луне.

Но я знал, что найдусь, вернусь,
Ведь с рожденья клеймённым был!
В каждой клеточке – только Русь,
В каждом вздохе – славянский пыл.

Пусть на муки, на срам, на боль,
Только чтобы в твоей земле,
Стала коркой моя жизнь-соль,
Где, не веруя, верят все.

Неизбывная боль поэта -
Сила духа бесплотных веков,
Рвет на части все части света,
Избавляя мир от оков.

Кто осудит его страданья,
Его муки за белый свет,
Будто к жизни в нем нет желанья,
И стремленья к спасенью нет.

Ведь в бою он один на "тыщу"
Поднимается испокон,
И защиты себе не ищет,
Кроме той, что таким рождён.

Молодым и красивым ушёл в дальний путь ты.
Зачем?
Полным света и силы, любитель железа
и стрел.
Прямо с брачного ложа шагнул за родимый
порог.
Кто тебя растревожил? Со мною ты был
одинок?

Ты оставил мне сына и царство своё
возложил.
Не кляла, не просила, копила достаточно
сил.
Сколько многих и разных спешили в наш дом.
От тебя.
Говорили неясно, туманно, напрасно. А я всё
ткала.

Распускались ночные цветы вместе с пряжей
моей.
Эхо лунной звезды посылала я зовом:
«Успей!»
Тихо плакал наш сад от чужих голосов.
Но не я.
Молодая жена молодого я мужа
ждала.
Ждала…

Каждый день во дворце то пиры, то веселье
горой.
В устье бухты корабль стоит черной тоскливой
скалой.
Бродит нищий у окон и смотрит мне в душу
огнём.
И парит гордый сокол над длинным утёсным
хребтом.

Тетива заиграла струною под твердой
рукой.
Устремилась стрела через кольца бурливой
рекой.
Смыло быстрой водой все преграды, туманы
и сны.
Царь вернулся! Вернулся в Итаку! Как входят
цари!

- «Молодым и красивым ушёл в дальний путь ты.
Зачем?»
- «Чтоб вернуться назад. Навсегда. Насовсем-
насовсем.
Чтоб остаться и жить, строить дом и любить.
Как тогда.
-"Ты бы мог не спешить. Чувства были, пока я
ждала."
Ждала…

Где-б я не был в суровом обличье,
Расширяя свой маленький фронт,
Важно знать, не вдаваясь в личное,
Будет чист за спиной горизонт.

И не выстрелит в спину предатель,
И не плюнут в лицо друзья,
И не скажет, при встрече, создатель:
«Обсуждать приказы нельзя».

Психология ближнего боя
Расставляет всё по местам,
С каждым днём жизнь дороже стоит,
Не меняйся по мелочам.

Умирать за победу легче,
Когда знаешь наверняка,
Что споёт панихиду певчий,
И не бросит мой дух свеча.

А ещё есть мечта – вернуться,
И не помнить себя иным,
Не споткнуться, не оглянуться,
Знать, что совестью не судим.

Всё меняется, всё проходит,
Только не для меня, увы.
Видно тот, кто за руку водит,
Знает всё о моем пути.

Если воин, умей сражаться.
Если труженик, созидай.
Если царь, научись скитаться
По пустыне, как было встарь.

Даль близка. Взлетаю, возвращаюсь,
Не прощаясь с точкою судьбы.
Сколько лет восторженно скитаюсь,
Сколько зим сгораю от тоски.

Следом в след по огненному руслу
За своим иду проводником.
Умираю горестно и грустно,
Воскресаю с первым петухом.

Бесконечность замкнутого круга,
Верю, солнца путь неуязвим.
Ждать конца в начале – нет, не мука,
Если знаешь, что идёт за ним.

Куда уходит жизнь по капелькам сквозь щели,
Пока ты сладко спишь в заправленной постели.
Учиться не любить, когда любовь так близко,
Горячая, как солнце и яркая, как вспышка.

Я знаю будет всё так, как это было вчера,
Слепое утро опять накроет все города.
Потом зальётся бензин в потоки сотен машин,
Всё это просто игра, но говорить вслух нельзя.
Нельзя…

Я думаю о многом, когда ночные стрелы
Стирают свет из окон, и в мир приходит серый.
Цвет нашего сознанья мечтает о прекрасном
В игре, где полюбить совсем не безопасно.

Я знаю будет всё так, как это было вчера,
Слепое утро опять накроет все города.
Потом зальётся бензин в потоки сотен машин,
Всё это просто игра, но говорить вслух нельзя.
Нельзя…

Это – не любовь!
Когда кровь за кровь,
Когда всё туман,
И ты сам – обман.

Всегда твердить, что виноват здесь лишь один,
Стреляет в грудь упрёков целый магазин,
Просить прощения, за что и почему,
Любовь токсичную на шею, как петлю.

Сразу не понять, бить или бежать,
Все слова в песок, кто хоть раз так смог,
Говорить: «Люблю», зомби наяву,
Знаешь, но молчишь, спрятав все ключи.

Это – не любовь!
Когда всё туман,
Когда кровь за кровь,
И ты сам- обман.

Не знаю сколько лет пройдёт, но не смогу
Поверить другу, улыбнуться не врагу,
Взглянуть на солнце, рассмеяться от души:
«Любовь токсичная ушла, давай, дыши…»

Сразу не понять, бить или бежать,
Все слова в песок, кто хоть раз так смог,
Говорить: «Люблю», зомби наяву,
Знаешь, но молчишь, спрятав все ключи.

Это – не любовь!

Чувства играют на струнах,
Музыка громче звучит,
Кажется, целый мир рухнул,
Сердце всё громче стучит.
Жизнь – бесконечная гонка
За непонятной мечтой,
Только зачем мне всё это,
Быть хочу только с тобой.

Только с тобой, просто с тобой,
И день и ночь, и день другой.
Упасть, пропасть, и снова ввысь,
Держать тебя, кричать: «Держись!»

Где-то огромное небо
И облака, как снега,
В каплях из яркого света
Сводят влюблённых с ума.
Там нет придуманных правил,
Там всё такое, как есть,
Просто давай всё оставим,
Чтобы проснуться не здесь.

Только с тобой, просто с тобой,
И день и ночь, и день другой.
Упасть, пропасть, и снова ввысь,
Держать тебя, кричать: «Держись!»

Как хорошо возвращаться в дом, где тебя долго ждут,
Взглядом невольно встречаться, резко меняя маршрут…

Только с тобой, просто с тобой,
И день и ночь, и день другой.
Упасть, пропасть, и снова ввысь,
Держать тебя, кричать: «Держись!»

Вожак стоял с опущенною мордой,
И скалил свои жёлтые клыки,
Напротив пёс, большой лохматый гордый,
Им не давал в селение войти.
Там будет всё, к чему стремилась стая,
Нежнейший сок родившихся ягнят,
Их запах голову так сладостно дурманил,
И ноздри чуяли отары жуткий страх.

Ещё чуть-чуть, тиски ослабит голод,
По жилам разольется жизни жар,
Лишь этот пёс, границ последний довод,
Перед волками с верой в правду встал.
Далёкий вой ему служил сигналом,
Что рядом с домом кружит лютый враг,
И он не спал на полушубке старом,
И сердце билось с шорохами в такт.

На что надеется один он против стаи,
Или наивный, или закалён…
Так думал волк, шаги к броску считая,
Тут надо сразу, промах исключён.
Наука волчья жертву выбирает,
Чтобы смертельных ран не получить,
А этого и стая не пугает,
Проверим и решим, как поступить.

Огромный пёс шагнул назад, к забору,
Пружинисто поджал пушистый хвост,
И закружился меж волков юлою,
В укусы вкладывая диких предков злость.
И отошли, увидев, что не сдастся,
Что трусости в глазах ни капли нет,
Что волчья кровь по снегу растекаться
Уж начала, оставив алый след.

В глазах у ангела земного
Прозрачным сном наполненная грусть…
Всё здесь для скул её туманных ново,
Неровной чёлки невесомый груз
Над тонкими бровями разметала
Любовь художника. И губ упругий блик
Застыл, как юный паж у пьедестала.
Дышал не воздухом красивый тонкий нос,
Пыльцою звёзд. И с прядями луны
Сплетались волосы в высокий конский хвост.
Не рисовать её, а растворять
Земную в неземном, красивую в обычном…
Быть ангелом и не уметь летать,
Желать, но оставаться безразличной.

Девушка, девушка, стойте!
Девушка, стойте прошу…

Солнце, какое яркое солнце
В синих таких облаках.
Если она обернется,
Взрывом в песочных часах
Станет несчастное сердце (моё),
Что перестало дышать,
Девушка, девушка, стойте!
Я не успел вам сказать.

Девушка, девушка, стойте!

Девушка, девушка, стойте,
Ваша улыбка, как мир,
Просто поведать позвольте,
Тайну, что долго хранил.
Видел я вас лишь однажды
В снах одинокой ночи,
Вы говорили, а сердце
Мне прошептало: «Молчи…»

Девушка, девушка, стойте!
Не исчезайте, прошу,
Может быть сон этот странный
Вижу теперь наяву.
Да, я могу ошибаться,
Только, вот сердце не лжёт,
Шепчет оно беспокойно:
«Заговори, ведь уйдёт…»

Девушка, девушка, стойте!
Девушка, стойте, прошу…
Девушка, девушка, стойте!
Сердцу ответьте…молчу.

Любовь - не сущее, а доказательное…
Взгляд говорящий больше тысячи слов,
Улыбка, рассеивающая тьму и сомнения,
Прикосновение, целительное и нежное.

Без слов, без жестов, просто быть рядом…
Сплетение душ, нежное и неожиданное,
Но абсолютно неизбежное.
Веселая птичка на весеннем подоконнике.

Помечтать о жарком лете и теплом море,
Когда волны ласкают берег и душу,
Солнце согревает каждую клеточку,
И время иногда останавливается, на мгновение.

Погрустить об осени, о ее уходящей красоте,
Об увядших листьях и прощальных дождях,
Но забыть о зиме, о ее вечном холоде
И снеге, в котором прячется солнце.

Весёлая птичка на весеннем подоконнике
Заставляет верить в чудеса,
Вызывает желание радоваться, грустить и мечтать,
Говорить и думать о любви.

Иди вперед!
И не сдавайся!
Ты – лучше всех!
Эй, поднимайся!

Секунды собираются в минуты,
Минуты собираются в года,
А нас зовут спортивные маршруты,
Вокзалы, стадионы, города.
Командный дух победы закаляют,
Они не достаются просто так,
Мы жизнь свою сначала начинаем
В любой игре, как будто первый такт.

Иди вперёд и не сдавайся,
Упал – быстрее поднимайся,
Нелёгкой жизнь порой бывает,
Она тебя так закаляет.

Иди вперёд!
Ты лучше всех!


Но есть еще особые причины,
Чтоб победить соперника в борьбе,
Послушно тело лишь на половину,
Но сила духа крылья даст тебе.
И в проигрыше тоже есть наука,
Понятная не сразу, но всегда,
Победа над собой и помощь друга
С тобою в этой жизни до конца.

Иди вперёд и не сдавайся,
Упал – быстрее поднимайся,
Нелёгкой жизнь порой бывает,
Она тебя так закаляет.

Иди вперед!
И не сдавайся!
Ты – лучше всех!
Эй, поднимайся!

Иди вперёд и не сдавайся,
Упал – быстрее поднимайся,
Нелёгкой жизнь порой бывает,
Она тебя так закаляет.

Иди вперед!

Как хорошо, что есть на свете жизнь,
Она любая небо освещает.
Не говори, что слабый, а держись,
Ведь сила духа тело исцеляет.

Не унывай и не смотри назад,
Всё то, что в прошлом, ты менять не вправе,
Но, то, что в будущем, пусть реет, словно стяг,
На семь ветров без прежних, старых, правил.

Пусть кто-то скажет, что ты – не такой,
Что победить навряд ли здесь удастся,
Но главная победа над собой,
И никогда не торопись сдаваться.

Яркая витрина длинного проспекта,
Светится огнями неземного спектра,
Смотрят на прохожих детские игрушки,
Зайки, мишки, котики, хвостики и ушки.
Роботы-трансформеры, куклы заводные
На витрине этой, будто бы живые,
Магия из детства в воздухе витает,
И сердца прохожих перед нею тают.

Детство, детство, детство!
Я хочу назад.
Кукла машет глазками,
Бантик в волосах,
Сладкую конфету,
Фантик золотой,
Магазин игрушек,
Я иду, постой!

Маленькая девочка возле куклы встала
И дышать от счастья просто перестала,
Радостью сияют голубые глазки:
«Эта кукла точно к нам пришла из сказки.
Только почему-то грустная такая,
Может снится мама, тоже неземная,
Я бы с куклой этой весело играла,
Чтобы она маму больше не искала.»

Детство, детство, детство!
Я хочу назад.
Кукла машет глазками,
Бантик в волосах,
Сладкую конфету,
Фантик золотой,
Магазин игрушек,
Я иду, постой!

Ночь тихо падает на город,
В который днём пришла Весна.
Танцуют тени на асфальте.

Нуара запах и любви
По улицам разносит ветер,
Как будто вор, крадущий разум.

А с неба яркими глазами
На мглу и тайну смотрят звёзды.
Ночной покров их не обманет

Не пишите мне стихов,
Они не подвластны уму,
В моих обещаниях лишь дружба.
В каждом вашем слоге,
Запятой или точке,
Согретая вашим дыханьем зима,
Следы вашего лета,
Частичка вашей весны,
И ваша королевская осень.

Мы очень разные.
Вы пишите, что соловей поёт о любви,
А я слышу, как он плачет о ней.
Мы будем несчастны в ваших стихах.
Пишите другим,
И пишите другим слогом,
Не тем, которым для меня.
Я знаю, вы нарушите запрет...

Случайно расстегнувшейся заколкой
В каштановых волосах,
Лёгкой музыкой звёздных нот,
Демоническим взглядом чёрной пантеры.
Но зачем, если я не люблю вас?
Я никогда не захочу ваших стихов,
Ваших погод и вашего дома
Настолько, чтобы забыть другие.

Расскажи мне, звезда, о любви
Кому знать, как не яркой тебе,
Как приходят красивые сны
Смутной явью к истёртой стене.

Ты же слышала шёпот и крик
Всех признаний, не спящих в ночи,
Ты же видела много улик,
Расскажи о любви, расскажи.

Говорят, что её больше нет,
Всё придумали джины, с тоски,
Заточённые тысячи лет
В красных звёздах небесных пустынь.

В саду сгорали вишни,
Высыхали и чернели сладким тягучим соком.
Солнце жгло, ветра хлестали, вишни опадали,
Но продолжали ждать жадных прикосновений.

Ранняя теплая весна,
Дружное цветение под шелест юной листвы,
И такая унизительная, убийственная ненужность.
Физической боли не было, была другая.

Вишни, спелые и полные,
Как небо перед долгожданной грозой,
Равнодушно лежали на земле
В ожидании неминуемого позора.

Время должно спешить,
Чтобы рождаться много раз.
Его нельзя останавливать,
Иначе кто-то не успеет.

Весной мы рождаемся
Среди цветущих садов
И всю жизнь вдыхаем
Запахи любви и нежности.

Рождение летом
Приносит нам
Жаркое солнце и море,
Огонь страсти, пылающую душу.

Рождённые осенью,
В усыпанных листвой колыбелях,
Мы полны мудрости
И тоски по ушедшему.

Зимой
Наши новорожденные сердце
Мерзнут от покоя и тишины
Снежных полян.

Время торопится
Совсем не случайно,
Оно спешит
За собою, новым.

На циферблате
Часов две стрелки
Сплелись в едино
Тихой молитвой
Совсем иному
Скупому богу.

Секунд растоптанных
Столетья
Грохочут жутким
Камнепадом,
Две стрелки вниз
Упасть боятся.

Сухая плеть
Ветров язычных
Их разделяет
И гонит дальше
По нескончаемому
Кругу.

Я вижу страх,
Я слышу слёзы,
Не помогаю,
Не успею
Я вновь родиться
Многим завтра.

Рукой морщинистой
Качаю
Я колыбель свою,
Чтоб плакать
Малютка громко
Перестала.

Огонь незыблемого
Рока
Все знаки в небе
Начертал
И времени отдал
Корону.

Мальчики и девочки,
Зайчики и белочки,
Соски, погремушки,
Сладкие макушки.

Ах, какое счастье может быть на свете,
Если в этот мир к нам приходят дети,
Маленькие ангелы, чудные создания,
Крошечные капельки тайны мирозданья.

Между прошлым и будущим,
Тонкий мостик спасения,
Жизнь в правах утверждающий
Детский крик о рождении.

Зайчики и белочки,
Мальчики и девочки...


Мальчиков и девочек аисты приносят,
А еще в капусте, если очень просят,
Радостным подарком дети расцветают,
От улыбок детских даже лёд растает.

Между прошлым и будущим,
Тонкий мостик спасения,
Жизнь в правах утверждающий
Детский крик о рождении.

Сладкие макушки,
Соски погремушки,
Зайчики и девочки,
Мальчики и белочки.

Между прошлым и будущим,
Тонкий мостик спасения,
Жизнь в правах утверждающий
Детский крик о рождении.

Благие вести,
Как вы меняете мир,
Особенно, когда приходите нежданно
К потерявшему надежду
Порогу.

Приносите её обратно,
Размещая в красном углу
Со словами: «Вот твой дом,
Не теряйся больше».

Потерянная надежда,
Ещё не верящая своему счастью
Обретения прежнего дома,
Робко улыбается
И украдкой вздыхает,
Осматриваясь,
Вспоминая.

Да, это тот самый дом,
Только молчаливый и сумрачный,
Худой и небритый,
Без вкусных запахов,
Безучастно лежащий завёрнутым в старое тряпьё.
Слышны только скрипы и шорохи.

Но вот,
Открываются ставни,
Распахиваются окна,
В дом влетают солнечные лучи,
Уличные звуки,
Бабочки и листья,
Запахи ручья и цветов,
Всё это кружится в веселой кутерьме,
Стайками носится по комнатам.

С легким чувством испуга
И радости
Дом начинает оживать.

Человеческое в нас от духа,
Животное от тела,
И хоть задано природой,
Тело любить и беречь,
Но ограничивать просто необходимо,
Чтобы рабом не стать.
Тяжело быть стоиком,
Иммунитет нивелирован,
Но нужно помнить и стараться,
Сильное тело при слабом духе
Тоже слабо.

Отрубленные головы медуз-горгон
Псевдо-заветные желания отслеживают
И на пути к ним нас в оборотней
(В человеском обличье) превращают.
А чтобы даже мыслей о спасении не было,
Корабли, прежними обращёнными,
Уже на подкорке сжигаются
И отражаются в глазах новых адептов
Пламенными всполохами
Звериной жажды
Вечно голодного волка,
Днём выходящего на охоту,
А ночью воющего: «Хочу-у-у-у!».
И сколько бы не кормил превращенный
Своего монстра,
В надежде вернуть себя прежнего,
Теряя время, силы и энергию,
Всё равно в конце
Только безразличие и хаос.

Тот, кто хочет зла человечеству,
Выдавая мертвецов за живых,
А больных за розовощёких и здоровых
Точно знает,
Животное на приманку побежит,
За добычей погонится, не задумываясь,
Что сам давно добыча,
А сегодняшних победителей оставляют в живых
Только для завтрашнего боя.

И как понять молодому и наивному,
Что он среди скелетов находится,
Ему себя за идеал показывающих.
И даже закричи он во весь голос,
То верно ли услышит вопль страха,
А не клич торжества.
Как, как понять?
Вскочить на коня и поскакать в огонь, в пекло,
И вылететь из ненастоящего пламени
Чистеньким и невредимым,
Потом с обнаженным мечом в толпу,
А никто не разбегается,
Потому что наполнены пустотой.

Как часто мы спешим к неведомым местам,
Не зная, что причиной жажды перемен
В нас беспокойство солнечной орбиты.
Незрелую материю души она желанием волнует
Увидеть и понять...везде есть небо,
Но для души метания вредны.

Для жизни нет предела, кроме жизни,
Которой жизнь свою ты отдаёшь
Из разума, сознательно и верно.
Ведь по законам жизни ты пришёл,
И по законам жизни ты уйдешь,
Когда всё испытаешь и поймёшь себя.

Невзгоды закаляют, словно битвы,
Теряя, обретаешь небеса,
А получая, любишь их сильнее.
Мы что-то большее, чем люди на земле,
Нас кто-то бережно хранит и смерти ему нет,
И нам, по его воле, тоже.

Я крашу красной краской
кровавые осколки,
Впиваются они
зубами, словно волки,
Им мало красноты
оторванной от плоти,
Хотят живой души
попробовать на взлете.
Смешать кровавый цвет
с небесным, непорочным,
И выпустить на свет
сплав дикий, самый прочный.
Но лью на чью-то кровь
я краску, не жалея,
Чтоб волчью пасть заткнуть
той краснотой скорее.
Хрипит, глотая жадно,
и давится, в испуге,
Старается обратно,
но вязнет в красном круге.

Какие странные сны
Вижу я под утро,
А может и не сны вовсе,
А знамения
От неведомых сил,
Тёмных или светлых,
То ли по отдельности
Психику мою прощупывающих
То ли вместе изо всех сил
Старающихся.
Уж такие загадки и ребусы,
Что живёшь потом
Несколько дней,
Словно в воду опущенный,
И только на поверхность,
За воздухом,
Как опять на дно
Из-за знаков этих,
Жутких.

Вот иду я по кладбищу
К могилке своей,
А на ней, вместо креста,
Табличка с датами.
Зрение у меня слабое,
Поэтому, хоть и страшно,
Поближе стараюсь,
Из любопытства.
Табличка в сторону флюгером,
Я вокруг могилки крУгом,
Но погост – не парк развлекательный,
Не карусель какая-то.

После карусели
Лабиринт случился,
Где мне на четвереньках,
В числе прочих
Для меня неизвестных личностей,
Маячивший и исчезающий выход
Искать пришлось.

Ну и убийца кровавый с душителем
За мною гнались
С грязными ругательствами,
И гора на пути выросла,
И бег мой отчаянный
В безнадёжность уже,
Но ступеньки в горище появились,
А как я поднялся,
Пропали.
Внизу душегубы ругаются,
А у меня облака на голове.

Он просто шёл навстречу,
Но я сразу поняла,
Что иду не туда.
Ветер раскачивал мир,
С неба стекали прозрачные реки,
И усталые ангелы
Уже начали спасать города.

А мы стояли
И смотрели друг на друга
Весенними окнами.

«За этими двумя вернёмся потом.
Они влюби-и-и-ли-и-сь!
Навсегда-а-а-а!» -
Крикнул один
Очаровательный ангел,
И смеясь легонько толкнул меня
В лужу.

Но я этого совсем не заметила,
В моих глазах
Плясали солнечные зайчики.

Я живу на каких-то задворках обалденно красивого дома,
Говорю о известных потомках в телогрейке мечтательно томной.
Может сдох по пути навигатор, вроде шли, а дойти не сумели,
И глядит на меня экскаватор из супружеской тёплой постели.
И луна отражает флагштоки в полнолуние, каждую среду.
Подают здесь опять артишоки, вместе с совестью нашей, к обеду.

Никогда ничего не бывает просто так, кирпичи не летают,
Голова говорящего бота тоже чья-то под небом работа,
И дожди не смывают печали, если страхом тебя накачали.
И взрослеют вчерашние дети в новых сказках под свист новой плети,
Без эмоций и чувств настоящих, твердо веря, что нету смотрящих.
Эх, анархия, может сначала! - в тишине чья-то мысль прозвучала,
Но затихла под свист ультразвука, долго пульсом стекая упруго.
Кофе, дым сигаретный с утра, кирпичи полетели. Ура!

Сколько раз я смотрю на цветок этот тихий и юный,
Столько раз замираю пред ним в удивлении детском,
Лёгкий шёпот и вздох белой лилии слух мой тревожит,
Слышу нежность я, слышу страданье.
Сумрак крылья свои, словно тень, над тобою раскинул,
Он так хочет вернуть в глубину тёмных вод красоту.
Неземное в земном заточенное чудо, ты плачешь,
Что никто не поможет и жизнь не отдаст.
Но даже время скользит по поверхности мимо, в испуге.
И я дальше пойду, и забуду тебя.

******
Сколько раз я вижу этот тихий и юный цветок,
Столько раз замираю, в детском удивлении и испуге,
Лёгкий шёпот и вздох белой лилии тревожат мой слух,
Я слышу нежность и слышу страдание.

А ещё видятся мне тени сумрачных крыльев,
раскинутые над его лепестками,
Словно кто-то ужасный хочет забрать красоту в царство тёмных вод.
Неземное чудо, заточенное в земном, плачет и просит о помощи,
Но никто не отдаст своей жизни.

Даже время быстрее скользит по поверхности мимо,
А тишина затаилась и молчит, как немая рыба.
И я тоже уйду, стараясь забыть эту встречу,
Только чувство вины будет тащить меня в глубину.

Сколько раз смотрю на этот цветок,
ослепительно-белый,
торжественно-благородный,
неприступный.
Столько раз замираю, в удивлении
перед его загадочностью,
неожиданностью.
Нимфея… Белая лилия…

Укрытый от лишних взоров,
молчаливый,
говорящий только с тишиной.
Тихий и нежный, как лёгкий вздох.
Его красота видится мне неповторимой и вечной
тайной,
ослепительной нежностью,
проникающей сквозь тень и страдания.


Цветок, отвергнутый землёй,
одинокий,
утонченный и чувственный.
Неземное существо,
заточенное в мрачную глубину тёмных вод,
заклинающее нас о спасении
парящими над поверхностью воды
лепестками.

Нимфея… Белая лилия…
Я плачу перед тобою от своей беспомощности.
Мне кажется,
что и твои лепестки покрыты слезами.
Страдание не умаляет красоты,
а лишь придаёт ей новые оттенки.
Истинное величие не подвластно
времени.